Как боксер на ринге, я с самим собой

C рожденья и до самой смерти
каждого человека сопровождают ангел-хранитель и дьявол.
Ангел-хранитель находится сзади за правым плечом.
Все добрые поступки мы совершаем благодаря его подсказкам.
За левым же плечом находится дьявол, или лукавый,
который подталкивает нас к подлым поступкам,
мерзости и радуется, когда ему удается воплотить
через нас свои черные замыслы.
Поэтому, если мы задумали что-либо
доброе, хорошее, чистое, — мы плюем через левое плечо,
дабы обезопасить свои добрые намерения от его козней.

Как боксер на ринге, я с самим собой,
А вокруг натянутые нервы,
Тот, который справа, еще рвется в бой,
Понимая, что не будет первым.

А который слева, — он не джентльмен,
Он подлец по жизни — бьет без правил,
Черная душа, не лирик, не спортсмен,
Бог-судья смолчал и не поправил.

Справа ангел чистый, он хранит меня,
Душу мне от скверны сберегает,
Но борьбой измотан, и день ото дня
Его силы, как сугробы, тают.

А лукавый слева, он, коварный бес,
Совращает к подлости, порокам,
Он сначала в ухо, потом внутрь влез,
Испоганив душу ненароком.

Он меня толкает на ужасный путь,
Шепчет гнусь, мерзавец, и смеется,
Он почти что Я, сжимает сердце жуть,
Страшно думать, если он дорвется.

Он уже почти что влез на пьедестал,
Тот, что справа, в гроги пребывает,
Бог-судья все видел, но свистеть не стал,
И лукавый душу обживает.

Этот спарринг длится уже много лет
За спиной моею бьются двое,
Плюй, не плюй, его приоритет
Ни молитвой, ни крестом не скроешь.

Как боксер на ринге, я с самим собой,
А вокруг натянутые нервы,
Тот, который справа, еще рвется в бой,
Зная, что уже не будет первым.

Всё наладится, верь, всё устроится

Всё наладится, верь, всё устроится,
Даже то, что наладить нельзя,
Нам поможет Всевышний и Троица,
Так что — головы выше, друзья.

У вагонных окошек стояния,
Земляков непривычная речь,
Будет горечь разочарования,
Будут слезы нечаянных встреч.

Будут страхи, сомненья, терзания,
Трель звонка в постаревшую дверь,
И томительный миг ожидания,
Скоро будет, ты главное — верь!

Будет стол, будут вилки, салфеточки,
Много слов, много слез и вина,
И басящие, бывшие деточки,
И хмельного застолья волна.

А потом будут ночи с желанною,
Привыкание к сну в тишине,
К новым звукам и запахам, ванная,
Тики судорог в лагерном сне.

Будут будни, мытарства бумажные,
Будут дрязги, конфликты в быту,
Даже мысли мелькать будут страшные —
Не подбить ли
              жаканом
                           черту..?

Пусто-пусто

Рассмеялся бы, но не смешно,
А напротив — досадно и грустно,
Повалились, как цепь домино,
День на день, а в конце пусто-пусто.

Пусто-пусто, и все позади,
Для рывка нет ни силы, ни духа,
И колотится в чахлой груди
Мой мотор аритмично и глухо.

Не ценил ни минут, ни часов,
Растранжирены лучшие годы,
Опрокинула чашу весов —
Гроздь ошибок тщеславью в угоду.

Мало проку, что много узнал,
Для меня только ценен мой опыт,
Перед финишем еле догнал
Сам себя, но наградой мне хохот

Тех, кто, путь свой недавно начав,
Не дошел до его середины,
Шалый ветер в окно постучал
Мне подкрашенной веткой рябины.

Ухожу, но ты не обессудь

Ухожу, но ты не обессудь,
Я боюсь, хлебнем мы вместе горя,
Лучше ты пока одна побудь,
Чем со мной, но по неделе в ссоре.

Нас с тобой на годы развела
Жизнь и это все сейчас сказалось,
И сирень, что в мае отцвела,
До июля чудом продержалась.

Ты уже привыкла жить одна,
Ты и сын — твой бог и повелитель,
Чашу чувств испили мы до дна,
Держит вместе память да обитель.

Не спеши, родная, проклинать,
Без тебя мне тоже будет трудно,
Станет меня совесть распинать
День за днем мучительно и нудно.

Но поделать ничего нельзя,
Согласись, хоть это непривычно,
Мы встречаться будем, как друзья,
И… прощаться, что вполне логично.

Утро

Просеяло солнце лучи,
На сено сквозь крышу сарая,
И ловят зайчишки зайчих,
Да пляшут, на стенках играя.

Пострелы скользнули с плеча,
Коснулись волос цвета хлеба,
Была эта ночь горяча,
Спасибо любимой и Небу.

Смотрю на родные черты,
Во сне ты прекрасней Венеры,
Наивны они и чисты,
И я разглядел это первым.

Боюсь я тебя разбудить,
Но тянутся губы к веснушкам,
Нет большего счастья — любить
Родные мои конопушки.

Наша доля

В детстве мне рассказывали сказки
Про царевну и богатырей,
И слипались, утомившись, глазки,
Плыл во сне в бочонке средь морей.

Подходил к волшебному царь-дубу,
Кот ученый был совсем не строг,
Придержав коня, стоял в кольчуге
На распутье возле трех дорог.

В добрых старых сказках — три дороги,
Каждый выбирает себе путь,
Козни на пути, друзья, вороги,
Но в конце поможет кто-нибудь.

В красну деву на пиру лягушка
Превратится в пику злой родне,
Хлебом-солью встретит мать-старушка,
Растворится грусть-печаль в вине.

За долами скрылись детства сказки,
Серый цвет все краски поглотил,
К нашим детям принцы и савраски
Перешли, палитру прихватив.

И не так уже проворны ноги,
Не придет на помощь Аладдин,
Время сводит вместе все дороги,
И свернуть бы рад, да не один.

Наша доля — хлопоты, сомненья,
О судьбе любимых наших чад,
Кровь волнует паводок весенний,
Сердце рвется… да птенцы пищат.

1 12 13 14 15