Несвободы горький океан

Маскарад

С наспех прочитанной ролью
В мрак равнодушья кромешный
Для испытания болью
В мир мы являемся грешный.

Жертвы на жизненной сцене
Обречены на закланье,
Каждый себя только ценит,
Слыша инстинктов желанья.

Время меняется, краски,
Но неизменны «беруши»1,
Прячем под разные маски
Мы драгоценные души.

Выжить чтоб и не испачкать,
Только мечтая стать лучше,
Из демагогии жвачка —
Крест наш и хлеб наш насущный.

Кружит февраль, завывая
В щелях барачного ока,
Так и живем, отбывая
Дни, богом данного срока…

***

…Бают, отпустят на Пасху,
Если не брешут уроды,
Меряю новую маску
Для пресловутой свободы…

 

¹«Беруши» — (от берегите уши) ватно-бумажные тампоны для ушей.

Судьба — строптивая девица

Я пьян от не выпитой водки,
Тюрьма, где иконку искать?
Безумный — молюсь на решетку
За дочек, Россию, за мать…

Моей маме,
Валентине Степановне, посвящаю…
Судьба — строптивая девица,
Но тем она и хороша.
Вчера в руках была синица,
Сейчас в кармане ни гроша.

Телец златой манит и дразнит,
Зудит шкурá на игроке.
Вчера рванул из грязи в князи,
Сегодня снова налегке.

А время золотое мчится,
Торопишь срок — проходит жизнь,
Снежок на голову ложится,
А ты все счастье сторожишь.

Прошла весна, отняли лето,
И осень вылетит в трубу.
Пиши, работай — стань поэтом,
Пришпорь назло врагам судьбу.

Мечтай-мечтай, мечтать не вредно,
Мечтать — не молотом махать.
Ночь. Зона спит. Лишь светит бледно
Луна. Не сплю лишь я, да мать.

В далеком горном Дагестане
Навряд ли тоже спится ей,
Не стало Гали, папы, Тани,
Девятый год сидит Сергей.

Какой тут сон, мала кастрюля
На кухне, а была семья!
Семь нас, да папа, да бабуля —
Чуть свет с корытом для белья.

Я здесь, ты там, душа в тревоге —
Как там Сережа, жив-здоров?
В мечтах встречаешь на пороге,
Целуя, вводишь под покров

Родного дома. Вытри слезы,
Мамуля, Сержик твой пришел,
Да будет жизнь, довольно прозы,
Теперь пустым не будет стол!

Придут друзья, родные, гости.
Неделю будет пир горой,
Звучать, конечно, будут тосты,
Но самый первый будет мой.

Прости за все, спасибо, мама,
За солнце, детство, за мечты,
Удачу, веру, жизни пламя
Дала мне ты и только ты!

Прости за годы лиховые
В моей надломленной судьбе,
Прости за локоны седые
Те, что добавил я тебе!

Дай бог тебе, моя родная,
Здоровья, радость, долгих лет,
Не хватит жизни мне до края,
Чтоб уплатить за тот билет —

Билет на жизнь, что ты вручила
Мне, мама, сорок лет назад.
Ты только доброму учила,
А я… а я… я виноват.

О господи! — твержу упрямо, —
О боже! Дай ей долгий век,
Той женщине, чье имя МАМА,
Ведь это главный человек!!!

Обелиски распятой надежды

Все мы дети природы, а с ней не шути,
Жить в ладу с ней — намного полезней,
Так устроены, что даже в горьком пути,
Умирает надежда последней.

Стрелка наших часов в бесконечность летит,
И тюрьма ее не подкосила,
Их, увы, никому не дано подвести,
И никто завести их не в силах.

Не разумно стучаться в закрытую дверь,
А тем более лбом в нее биться,
Здравый смысл диктует — надежду похерь!
Сердце с этим не хочет мириться.

Я кричу в полный голос, но судьи глухи,
Отморожены совесть и вежды,
По кильватеру жизни всплывают стихи, —
Обелиски распятой надежды!

Я устал

Заняты все теплые места,
Что же делать «бедному еврею»?
Я молюсь, хоть нет на мне креста
Потому, что ни-ко-му не верю…

Капитала Маркса — не читал,
И вождя трудов — не зрил вплотную,
В гуще масс народных обитал,
Пробуя на ощупь «жизнь блатную».

Не о виллах с кортами мечтал
Не жратве на золотом подносе,
По мадоннам слюнки не глотал,
Мне вполне достаточно и Фроси.

И не то, чтоб голова пуста —
Трезв и скромен в этом я вопросе,
Бог свидетель, просто я устал
Ехать в колее и на подсосе.

Я устал от смехотворных сцен
В зале, где резвятся депутаты,
Я устал от повышенья цен,
При стабильно нищенской зарплате.

Я устал от злых очередей,
Где провел без малого треть жизни,
От политиканов всех мастей,
Жрущих во спасение отчизны.

Я стыжусь смотреть в глаза детей
(Как одеть, ведь дочь почти невеста?!),
Не могу я пригласить гостей,
Голодать могу лишь в знак протеста.

Я устал от лжи и бардака,
От программ, концепций и указов,
Что меня, как в сказке дурака,
Дурит, кто не лень и по три раза.

Я устал бояться и терпеть
Блатату, ментов и комитеты,
Я устал в две дырочки сопеть,
Покупая в никуда билеты.

Я устал, не буду, не хочу!
Не хочу! А коли так, — не буду!
Сам себе поминки закачу,
Взяв топор, пойду искать Иуду…

Конфискация

Нет, я не плачу, просто мне обидно,
Проходят годы мимо — не вернуть,
Ну, а конца комедии не видно,
Осталось только глотки нам заткнуть.

Конфисковали самое святое —
Что может времени дороже быть?
И много лет я вынужден в простое,
С ума сходить и потихоньку выть.

Кто дал им право отнимать полжизни?!
Кто освятил тот варварский закон?!
Закапывать живьем и править тризну,
И наше время выставлять на кон?!

По совести, мы все равны пред Богом.
И Он один нас может осудить,
Не человек — вместилище пороков,
Кому своих грехов не отмолить.

А нас все судят, круглый года сажают —
Нет перекура в этой посевной,
А кандидатов бабы нарожают,
И сколько их толпится у пивной.

Опять кому-то «вышку» запросили,
В Москву шлет лагерный вахлак стихи,
Забыта, Богом проклята Россия —
Живьем сгнивает за свои грехи!

Он с детства презирал статистов

Он с детства презирал статистов,
Считал себя умнее всех,
И стал с годами аферистом,
Была бы цель – придет успех.

Достиг всего, о чем мечталось,
Есть связи, деньги – всем бы так.
Для полноты души осталось
Сшить у Кардена черный фрак.

Машина, дом, конечно, с садом –
Седлай судьбу и вот он – рай,
Но неожиданное рядом –
Изменчив мир, не вечен май.

На сносях грешница Планида,
Что тут поделать – вышел срок,
Ушла в декретный, а Фемида
Зашла на час, забрать оброк.

Красив костер – камин надежней,
Хорош прием, но лом сильней.
В воспоминаньях жизни прежней
Проводит он остаток дней.

Неплохо есть икру, креветки,
Мартини пить и виски, но…
Сидеть с пером жар-птицы в клетке
Скорее грустно, чем смешно.

Не выпускай из рук синицу,
В мечтах не забывай одно,
Что подружиться с синей птицей,
Увы, не каждому дано.

Цени свободных дней ненастья,
О ближних помни, мал наш век,
Поверь, не только в деньгах счастье,
Умерь тщеславье, человек.