Несвободы горький океан

Храпун

Мой сосед меня замучил,
Как бургундец пьяный спит.
Хроник он, тяжелый случай,
Он, дракон, всю ночь храпит.

Как я только не боролся,
Не помог ничей совет,
Против этого уродства
Никаких снадобий нет.

Я свистел, пинал ногами,
Бесполезно, хоть ты плач,
Заплатить хотел деньгами —
Не берет, храпит, палач.

Затыкал я ватой уши
И газетами шуршал,
Может, он чего-то скушал?
Нет, создатель оплошал.

Как в постель — включает зуммер,
Положенье — на конфликт,
Лучше б он ребенком умер,
Подхватил проказу, СПИД.

Это пытка, нету мочи,
Не желаю и врагу,
Нет, дождусь темнее ночи
И из зоны убегу.

Чем ночами слушать трели,
До утра сидеть совой,
Лучше пусть меня застрелит
На «запретке» часовой.

Нет оснований

Кровь с сердец — толчками (тех, что недобиты),
Хлещет в «помиловки», жалобы — ручьем,
Согревают души голоса защиты,
Кто чужое горе принял на плечо.

Мы герои фильма ужасов с названьем,
Что сниматься будет через тридцать лет, -
Приговор оставлен… — нету оснований,
На афише решка и мешок монет.

Много больше сотни тысяч будет серий,
«Голос ЗОХ»1 — сценарий, тик терзает бровь,
Авторам-героям довелось примерить
Все самим – сочится из-под перьев кровь.

Теплится надежда — их услышат голос,
Где не слышат наши стоны, крики, плач.
Ведь средь судей самый неподкупный Хронос,
Самый беспощадный он же и палач.

Мы детей, а дети — нас не узнавали,
На цветущий тополь не похож горбыль,
Размололо судьбы, словно жерновами,
Пообочь дороги развевает пыль!

¹«Голос ЗОХ» — журнал общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Редактор Виктор Сокирко. Москва.

Всё нормально

У костра прогоревшего греюсь,
И ворочаю мысли-золу,
Где-то там, в глубине, я надеюсь,
Потому-то пока и живу.

Всё нормально, себе я внушаю,
Говорю, улыбаюсь, шучу,
Сплю, работаю, не нарушаю,
В ночь стихи и молитвы шепчу.

Писем жду, как наркот раскумарки,
Президентский гуманный указ,
Но скупится судьба на подарки,
И обманет, наверно, не раз.

Всё же странно устроены люди,
Как бы жизнь не казалась трудна,
Бережем ее, ценим и любим,
Так как наша она, и...одна.

Сердце

Сердцу невозможно запретить,
Так же как нельзя его заставить
Мучиться, надеяться, любить -
Чувства по программе не направить.

Наше сердце — самый мягкий щит,
И на нем зарубки остаются,
Вот уже оно по швам трещит,
Капли слез невидимые льются.

И никак его не уберечь
От плевков, уколов и пощечин,
Происков судьбы не подстеречь,
Даже если бдительны мы очень.

Стонет от обманов и обид,
Усыхает от потерь безверья,
Память его долгая хранит
Праздников часы и дни похмелья.

Отольются слезы подлецам,
Не они последними смеются,
Будьте милосерднее к сердцам,
Что стучат вдали и рядом бьются.

Завелась в черепушке бацилла

Завелась в черепушке бацилла, 
Реверс памяти крутит кино,
Или это нечистая сила,
Или я шизофреник давно.

Кровь, как в погребе квас, поостыла,
Стиснув зубы, скулю при луне,
А душа не в бараке постылом,
А в Приволжской лихой стороне,

Где влюбляются, пьют и скандалят,
Жизнь проходит своим чередом,
Кто бросает жену, кто сандали,
Кто спешит в магазин, кто в роддом.

Часто снятся мне ножки и юбки,
Но связал плут-закон по рукам,
Стосковался по воле и Любке,
По шампанскому и кабакам.

Выползаю, как фарш с мясорубки,
На судьбу, на себя ли пенять?
А свобода, как, впрочем, и Любка,
Позабыв, обошлась без меня.

Оберег

— Вот еще, возьми с собой, сыночек,
Мало ли чего, сгодится там, -
На прощанье носовой платочек
Мама мне засунула в карман...

Зоны черно-белые фрагменты:
Быт, работа, книги, суета,
Интересов круг одновалентный,
И о воле светлая мечта.

Самоедства тихое сраженье,
Злобная мышиная возня,
В сущности свободы отраженье,
Недовольство жизнью да грызня,

За кусок жирней, за синекуру,
Выясненье, кто хитрей, блатней,
Где ценой интриги, где и буром —
За места под солнцем потеплей.

Но хранит Господь, притих лукавый,
Реже стал хихикать за плечом,
Защищают «творчества» забавы,
Письма от сестренок, а еще...

Рядом с сердцем, чистенький в кармане,
Греет душу аленький цветок,
Пахнущий дешевыми духами,
С маминой слезинкою платок.