Ценник есть на муке, на вине

Ценник есть на муке, на вине,
Жизни шляются без номинала,
В нашей самой богатой стране
Голодать будешь без криминала.

И не надо палаты ума,
Чтоб наивных оставить без денег,
А приятно шуршащий карман
Так же к месту, как в сауне веник.

Станешь деликатесы вкушать,
Ублажать раздобревшее тело,
Только вот беспокойно душа
Робкий SOS посылает несмело.

Кто чужого не брал — украдет,
Если плачут голодные дети,
Потерявший себя, — не найдет,
Ни на том, ни на тутошнем свете.

Если писано вам на роду
Жизнь нормальную строить преступно,
Делай так, чтоб с душою в ладу
Было тело, насколько доступно.

Не воруй, брат, и Бог нас простит,
У того, кто в поту добывает
Хлеб насущный, кто деток растит,
И не деньги, — нужду зарывает.

Чтоб потом, когда будешь сидеть
Не в тюрьме, а на кухне с внучонком
Не пришлось, вспоминая, краснеть,
Или врать и себе и ребенку…

Последняя точка

Ах, как вкусен воздух,
                не могу напиться,
А какие краски!
                Аж в глазах рябит!
Встречные девчата,
                чтоб мне провалиться,
Как фотомодели,
                да язык прилип.

— Что, мужик, кумаришь?
                Не тужи, бродяга,
Вот тебе червонец, —
                выпей, похмелись,
Понимаю, тяжко, —
                нету к жизни тяги,
Без стакана утром
                хуже смерти жизнь.

— Нет, я пить не буду, я ведь не болею,
Просто праздник нынче у меня большой.
Я тогда на поезд, братка, не успею,
А не то б с тобою с дорогой душой.

— Эй, такси! Свободен?
               — Друг, давай к вокзалу,
Нет, я не простыну,
                   ехай с ветерком,
— Закурить-то можно?
                  (чиркнуло кресало,
Жрет асфальт машина,
                    как лапшу дракон).

(У вокзальной кассы):
              — Мне один купейный.
Ладно, пусть плацкартный,
              лишь бы до Орла.
И вагон разбитый,
              видимо, трофейный,
Заскрипел, как бронхи
              спитого горлá.

За окном открытым
              проплывают рощи,
Полустанков темень
              и вокзалов свет,
Коньячок с соседом
              Лехой, он попроще,
Раскатили мирно -
              полный марафет.

Он с командировки,
              как и я, до дома,
Там его детишки
              и супруга ждет,
А меня ждет мама
              с пачкой валидола,
Ей восьмой десяток
              с осени идет.

Ей нельзя (давленье)
              сильно волноваться,
Но исполнить сложно
              доктора совет.
Едет мальчик младший,
              отсидев двенадцать,
Упаси вас боже,
              бесконечных лет!

Тополиным пухом
              замело кварталы,
И в мою прическу
              намело снежка,
Под рукой дрожащей
              перелив усталый,
Как последней точки
              длинного звонка.

Прокладка

Твоя заслуга в том, что стал писать,
Что многое познал я и осмыслил,
И, не пытаясь локоток кусать,
Тебя, тюрьма, — к учителям причислил.

Я постарел, замкнулся, похудел,
Шалят нервишки, в сердце перебои,
Конечно, тяжко, но таков удел — 
Кому-то тачка, а кому-то «Боинг».

Нет зависти у лошади к стрижу,
И глупо игроку кричать на зарик,
Упали крести — потому сижу,
И жду, что там еще судьба подарит.

Но мой покой душевный теребит
Сомнения тревожный, резкий зуммер,
Все чаще лысый череп мысль свербит,
Что тасанул мне крести
                        Красный шуллер…

Жизнь разломило пополам

Жизнь разломило пополам,
                Посередине,
Зажав судьбы бараний рог
                В углу,
Вы все остались где-то там,
                Лишь я на льдине
Плыву один
                Сквозь ледяную мглу.

В безмолвном крошеве ночей
                Блестят оскалы,
Но страха нет, всех чувств острей —
                Тоска,
Вокруг костра, страшась лучей,
                Скулят шакалы,
В нем жгу себя, чтоб им не дать
                Куска.

Я режу сердце, нервы и
                Души кусочки,
Бросаю в пламя — пусть горит
                Сильней,
Чтоб было меньше жертв
                Вместил я в строчки
Пожар, длиной
                В четыре тыщи дней!

Две точки убогого мира

Две точки убогого мира,
Их сложно, но можно сравнить.
Поодаль и рядом с сортиром –
И запах их кровно роднит.

Серьезные ваши проблемы
Из зоны порою смешны
Нам, выходцам той же системы,
Которые так же грешны,
Как всякий, который не схвачен,
Но так же ворует и лжет,
Чей литер удачей оплачен,
А совесть ручная – не жжет.

Жизнь ваша полней, интересней,
В наличии секс и бухня,
Гарантий лишь нет от болезней,
С отсрочкой до судного дня.

Что сравнивать? Зона пошире,
У каждой семьи унитаз,
В бараке, простите, в квартире
Свет гасится на ночь у вас.

Нет бирок на экспортных шмотках,
«Базар» ни к чему «фильтровать»,
Подруги гарцуют в колготках,
Волнующе пахнет кровать.

Вы можете съездить в Самару
За рыбой, за сахаром в Тверь,
Хошь – Надю, а можешь – Тамару,
Набросив цепочку на дверь.

Глушить самогонку из рога,
В пустой холодильник «нырять».
Сравнительно с нами ты много
Чего можешь там вытворять.

Отчаянно биться ты можешь,
В бескрайности нищих полей,
Да лезть, чтобы выжить, из кожи
За штуку «дубовых» рублей.

Жить весело, страшно и пресно,
Бардак наш умом не объять,
Большая Россия, да тесно,
С похмелья нет сил отступать,
Сражаться за теплое место,
В затылок дышать и копать
Последнюю
Братскую яму…

1990 г.


Анестезия

Равнодушно взираю
             на траву и цветы,
Притупляется, знаю,
             радость от красоты.
Сострадание, жалость,
             чья-то боль и беда —
Этих чувств не осталось,
             отмерла доброта.
Приживается злоба,
             равнодушия лед,
Желчи низкая проба,
             раздраженья налет.
Где гуманность? Где милость?
             Благородства порыв?
Месть за грех — дала минус —
             криминальный нарыв.
Лишь один черный юмор
             (улыбайся, шути)
Нас спасает в угрюмом,
             невеселом пути.
Кто таких нас полюбит? —
             никому не нужны.
Вы нас примите, люди?
             … Тишина,
                              хоть бы хны.

1 4 5 6 7 8 15