Дорогая моя столица…
— Здорово, Серега!
— Здравствуй, Дима, здравствуй. Познакомьтесь, — мой друг – Дмитрий, а это — Любовь Петровна.
— Очень приятно.
— Цель поездки, Серега?
— Да, как тебе сказать..? Что-нибудь увидеть, с вами встретиться, водочку попить…
— Как долго думаешь пробыть в Москве?
— А кто его знает. Как десять штук пропьем, так и уедем.
В гостинице ЦДТ (Центральный дом туриста), куда мы с Димкой и Любкой приехали, нас не хотели поселять в одном номере. Подойдя к стойке, Димка чуть прикрыв от посторонних глаз, показал регистраторше какую-то корочку и проницательно посмотрев ей в глаза, негромко, но четко сказал: «Это наши люди, они десять дней поживут в вашей гостинице».
— А, что за ксиву ты показал регистраторше? – уже, в общем-то, догадываясь, спросил я.
— Свою «конторскую».
— Это та контора, которая «глубокого бурения»?
— Ну. Сразу не хотел говорить, чтобы ты не шуганулся…
— Да, я, в общем-то, давно догадался, но за заботу — спасибо…
.. Через пять минут ключи от вполне приличного полулюкса на двадцать седьмом этаже были у меня в кармане. После этого Димка вместе со мной зашел в какой-то кабинет на первом этаже. Это был кабинет комитетчика, которые, оказывается, круглые сутки «отслеживают ситуацию» во всех крупных гостиницах Москвы. Представив меня, как директора рыбозавода из Астрахани, он попросил своего приятеля, в случае непредвиденной ситуации, оказать мне и моей спутнице содействие. Дабы закрепить знакомство, я тут же презентовал Олегу, кусок балыка и пяток четырехунцовых (в унции — 28 гр.) баночек икры. После чего, сев на такси, мы поехали на проспект Вернадского, в гости к Диме.
Будучи интеллигентной и воспитанной женщиной, Марина «не заметила», что на этот раз я приехал с подругой, а не с женой, была, как обычно, гостеприимна и элегантна. Чуть позже подъехали Петрович и Женька. Весь вечер мы смеялись, вспоминали «непьющего Иваныча» и прочие их летние приключения, пили хорошую водку, закусывали чудесными разносолами и пели песни под гитару. На следующий день по моей инициативе мы поехали в мавзолей. Очередь страждущих приобщиться к «святыне» тянулась на добрых два километра. Плавно подойдя к одному из ментов, торчавшему на площади, Дима показал тому ксиву и что-то сказал. Тот молча кивнул, чуть сдвинул ограждение и мы аккуратно влились в общую колонну метров за двести до «святилища». Когда мы были уже в трех метрах от входа, ко мне шагнул, одетый в парадную форму офицер. Со словами «извините, пожалуйста», он ладонью прощупал внутренний карман моей дубленки, куда я зачем-то положил целлофановый пакет. (Как он заметил?!)
— А чего он встрепенулся, Дим?
— Ну, мало ли чего? У тебя карман оттопыривается, может, ты хочешь сделать какую-нибудь провокацию и у тебя там боевая граната?
— Во, как..?! Это каким же надо быть идиотом, чтобы припереться в самое, что ни на есть сердце нашей родины с гранатой в кармане?!
Внутри, как живой, скромно лежал бывший отличник симбирской гимназии Володя Ульянов. У стен, через каждые три метра стояли его правнучатые двоечники-солдатики с пристегнутыми к карабинам штыками. Каждый внимательно обыскивал глазами всех проходящих через его сектор .
— А здесь-то на фиг солдатики? – шепотом спросил я у нашего гида.
— Ну, если, кто дернется или сделает резкое движение, они сразу отреагируют и блокируют его штыками.
— Слушай, а если я сейчас возьму булавку и уколю в задницу впередистоящего экскурсанта? – продолжал интересоваться я.
— Лучше не надо…
Сам, избалованный чрезмерным вниманием к своей особе виновник двухкилометровой очереди, лично на меня произвел неприятное впечатление. Нет, стравил, падла, людей, устроил гражданскую бойню. Погубил и развеял по всему миру цвет нации, навязал свою утопическую, откинувшую Россию на столетия назад, идеологию и лежит тут целочкой в козырном саркофаге. Вот он – Я — Великий Ленин! Да пошел бы ты на хер, скотина, со своими красными идеями! На кого работал, сука?!! За что ты расстрелял царскую семью вместе с малолетними детишками?! Сколько хороших людей было без суда и следствия расстреляно твоими мясниками — чекистами, по твоему указу от восемнадцатого года, животное?! За что, гнида, в тридцать третьем твои адепты расстреляли моего священника-деда? Сколько судеб ты перековеркал, тварь?! Улегся тут… пидор мокрожопый… (Где-то так…)
***
…По плану нашей культурной программы, вечером мы отправились в Большой театр, куда мой друган достал пару билетиков. Зал в «Большом» показался не таким уж большим, но зато вокруг все блестело золотом и искрилось хрусталем. Впечатлили и в то же время слегка напрягли огромные старинные люстры. (А не дай хрен упадет, а? И копец, котенку, снимай шкуру, пока тепленький).
Взяв в гардеробе в обмен на наши шубы бинокль, мы купили программку, прошли в первый ряд и чинно, согласно купленным билетам, заняли свои места. Чуть нагнувшись, я развязал шнурки и незаметно снял тесные колодки в виде новых туфель и поставив ноги поверх туфель, наконец с облегчением вздохнул. Но, как оказалось, расслабился я рановато. Буквально через пару минут подошли две очкастенькие, неопределенного возраста «мормышки».
— Простите, вы сели не на свои места. – Держа в руках свои билеты, противным скрипучим голосом произнесла самая страшная.
(Вот суки и здесь продают по несколько билетов на одно место — мелькнуло в голове).
— Вы, что-то путаете, девушки, — по-барски оглядев заезжих колхозниц, бархатным баритоном, с достоинством ответил я, отодвигая ноги под кресло. (Если что, — пошли они на хер, мы первые сели. Пусть сами идут и разбираются).
— Можно посмотреть ваши билеты? – спросила вторая театралка из фильма ужасов. (Все правильно. Куда еще ей с такой рожей в Москве идти, как не на оперу Даргомыжского?).
— Пожалуйста.
Со снисходительной улыбкой я протянул ей наши билеты.
— Ну, конечно. У вас первый ряд амфитеатра, а не партера!
(Ё… твою мать!!!) – откликнулся на ситуацию мой внутренний голос.
— Что вы говорите? (Уже нагнувшись и с понтом, что-то поправляя под креслом, тянул я время, впихивая ноги в туфли. Нет, ну на хера ты их, мудила, одел?! Все Любка – «одень новые, одень новые» Нашел, кого слушать?! Убил бы!).
— Да, конечно. Вот посмотрите.
Справившись с туфлями, я «заточил умняк» и глянул на билеты. Да, так и есть. В наших билетах было написано «амфитеатр».
Мы с Любкой «элегантно» поднялись и поперлись «к своему амфитеатру».
Наши места, слава богу, оказались свободны.
Касательно самой оперы (в тот день давали «Русалку»), то это – зрелище, я вам скажу, — для очень больших любителей. Лично я по доброй воле на подобные мероприятия больше не ходок. Ну, поют, что-то. Да, хорошо поставлены голоса. С понтом переживают, пытаются передать эмоции. Но я, как-то не проникся.
Поглазев в бинокль на сцену, и не зацепившись ни за одну мордашку, я перевел окуляры на зал. Пошарив в поисках достойного объекта по женской половине зрителей, я отдал Любке бинокль и прикрыв глаза, «ушел в себя», кемарнув минут пятнадцать. Когда раздались аплодисменты, я встрепенулся и присоединился к остальным.
В антракте, выстояв приличную очередь, мы с Любашкой позволили себе по бутербродику с икрой и хлопнули пузырек «полусладкой шампуни». (Зря стояли, что ли?).
Всю вторую половину шедевра мирового оперного искусства, периодически беспокойно вздрагивая, я продремал, Когда все, наконец, закончилось, артисты вышли на поклоны. Народ аплодировал. Потом они вышли еще раз. Народ, уже стоя, продолжал осыпать их овациями. Когда они выперлись в третий раз, я не выдержал и, продолжая хлопать начал просачиваться к выходу. Когда мы уже взяли свои вещи, в зале еще звучали аплодисменты. (Нет, ну не хамы? Похлопали вам раз, два, ну три, в конце-то концов… Какого хера вы опять претесь на сцену?! Совесть-то имейте! Можно подумать вы не понимаете, что уже перебрали в три раза больше, чем заслужили! Карузы, ерш вашу медь!! А эти – в зале. Да истинных ценителей-то там — человек десять от силы, остальные, если я что-то понимаю в этой жизни, — такие же колхозники, как и мы. Но, чтобы не выдать себя и прокатить за театралов, уже полчаса хлопают, как идиоты. Ну-ну, похлопайте еще минут двадцать, пока все вино-водочные закроются…
(Отрывок из книги)
1980 г.